Автор:
Николай Золотых
Детство Марии Eршовой, нашей постоянной читательницы, пришлось на годы войны. Это время трудностей и лишений. Долгие годы она бережно хранит письма отца, Феодоса Николаевича, которого призвали на фронт 26 октября 1941 года.
Почтовая военная цензура удаляла сведения, которые могли быть военной тайной, порой затирая бумагу до дыр.
У матери на руках осталось пятеро детей, из которых старшему было 14 лет, младшему — меньше двух, а самой Марии Феодосьевне — три с половиной года. Семье, оставшейся без отца, было нелегко, порой приходилось обменивать свои вещи на картошку и муку. Дети помогали матери, трудились по мере сил. Погиб Феодос Николаевич 23 января 1943 года, место захоронения неизвестно. Мария Eршова рассказывает, что у детей, переживших военное время, не было ни детства, ни юности. Самым значимым, «самым дорогим приданым» для неё являются письма отца, приходившие в период 1941 — 1942 годов. Она поделилась с «Коношским курьером» этими записями, ценность которых заключается, в том числе, в изучении солдатского быта во время Великой Отечественной войны. Предлагаем читателям ознакомиться с некоторыми из них.
29 ДEКАБРЯ 1941 ГОДА
Здравствуй, дорогая моя семья -жена Александра, детки Коля, Паша, Ваня, Маня, Нинушка. С приветом к вам, ваш папочка Феодосий Николаевич. Низко кланяюсь и шлю вам свои хорошие пожелания.
В дальнейшем ваши жизни продолжать — одним, врозь со мной. Да, милые мои, живите, Бог с вами, а мне с вами, наверное, больше не живать. Первое — если так будет дальше, как теперь, то весной ноги не понесут, а потому что питания не хватает, мало хлеба, а на работе очень тяжело. Позавтракаем в семь часов и весь день не евши, обед в пять часов вечера -суп без хлеба, в восемь часов ужин, тогда получим хлеб. Обмундированы ещё плохо, но теперь начинают одевать, наверное, скоро отправят отсюда, видать по всему.
Да, Шура, вот уже три месяца врозь со мной. Пройдут года, дело такое. И вот, Шура, запаси, что можно из питания, и ходите чаще в столовую, зиму как-нибудь, а потом… Eсть скотина, можете нарушать. Против других — ещё лучше у вас, я считаю, что вы сыты.
На поверку ходим в десятом часу. После неё ложимся спать на лавку. Подослать, окутаться во всё, что на себе. Сначала казалось, всё очень трудно, а теперь немного стали привыкать. Раньше начинал писать письмо и кончал со слезами, а теперь уже стали несколько приспосабливаться, потому что уже вас не вижу давно, и потому натура становится крепче. Да, Шура, здесь дни дольше, чем у вас, еле скоротаешь. Письмо ваше заказное не получил, но извещение пришло. Посылал два известия, человек был отпущен по болезни домой — он должен у вас побывать или у Николая Мизина, а это — второй, тоже едет домой. Эту весточку посылаю с ним, но и особо писать нечего. Живите по вашему усмотрению, я вас устроить не могу, потому что и сам не устроен. Вот и всё. Затем до свидания, Шура, детки. Да, Шура, ещё опишу, отправил письма Грише Аникину, Нюре, Степану в Олюшино, Сергею в Вологду, и ниоткуда нет ответа. От Сергея было одно письмо, писал. Всё, некогда, нужно спать.
Привет Максиму, дедушке Барут-кину, Людовику, Насте, Коле, Маревьяне, Марусе, Шуре. Посылаю справку, она вам пригодится. А налог если не платили, то не плати. И дают ли вам пособие и сколько, опиши. До свидания, Шура. Любящий вас муж, Феодосий Николаевич.
Письмо — отпечаток прошлого. От времени бумага пожелтела и начала осыпаться. Некоторые записки пришлось заламинировать, чтобы сохранить их.
17 АВГУСТА 1942 ГОДА
Здравствуйте, дорогая моя жена Шура и детки Коля, Паша, Ваня, Маня, Нинушка. С приветом к вам, ваш папаша Феодосий Николаевич.
Первое спешу сообщить о себе, что пока жив-здоров, всё ничего. Главное, кормят хорошо, а больше ничего не нужно. Смерти ждём каждую минуту, потому что находимся на передовой, товарищей старых никого нет, все порастерялись. Теперь новый товарищ, Изоська Николкин, со мной в одной роте. Алексея Петровича не видал давно, на фронт ехали вместе, а теперь не знаю, где он, но их полк 460-й находится в боях, а я теперь — в 454-м полку в транспортной роте, короче говоря, по снабжению обоз, и я тут езжу на лошадях. Пока писать кончаю, затем и до свидания, мои дорогие, любящий ваш Ф.Н.
В Олюшино письмо напишу сразу, и потом, если есть немного денег, пошлю, они вам пригодятся, а мне они не нужны, я всем сыт, вдруг, может, погибну, и они вместе погибнут, вот и всё.
8 СEНТЯБРЯ 1942 ГОДА
Здравствуйте, дорогие мои жена Шура, детки Николай, Паша, Ваня, Маня, Нинушка. С приветом к вам, ваш папаша Феодосий Николаевич.
Первое — что жив и здоров, того и вам желаю. Я пока живу ничего, кушаем досыта. Только очень мало спокою, даже не могу найти время написать весточку или побриться, весь оброс, что старик. Да, Шура, надоело ведь всё: подначальное дело, когда и что прикажут — выполняй, надоело спать обутому да одетому то под кустом, то под телегой или у коней во дворе. Я теперь в обозе пока. Недолго был на передовой, приходилось сражаться на 20 метров, так было жутко, не мечтал, что из боя вернусь. Александра Петровича не видел, их полк нас сменил, пошёл в бой с отдыха, жив ли Александр Петрович -не знаю. Я от вас, Шура, получил одно известие, которое писала милая Пашенька, но мне совершенно некогда, вы на это не серчайте, сообщайте чаще мне обо всём. У нас здесь всё лето дождей нет или идут очень редко, погода жаркая, потому что отстаиваем (удалено военной цензурой), не пускаем немца дальше. Пока, Шура, и до свидания. Любящий ваш муж, Ф.Н.Пинаевский.